Ему не понравилось выражение глаз Эда, когда их взгляды встретились; возможно, Эд еще не полностью пришел в себя.

— Ты уверен, что с тобой все в порядке? — поинтересовался Ральф.

Ему хотелось уйти, оказаться рядом с Кэролайн, но неясное чувство удерживало его — ощущение того, что ситуация далеко не такая, какой кажется.

— Все нормально, — быстро ответил Эд, одаривая Ральфа широкой улыбкой, не затронувшей, однако, его темно-зеленых глаз, взгляд которых внимательно изучал Ральфа, словно спрашивая, многое ли тот увидел… И что он (Эй, эй, Сьюзен Дэй) будет помнить впоследствии.

3

Внутри грузовика Триггера Вашона пахло чистым, свежевыглаженным бельем: аромат, который почему-то всегда ассоциировался в сознании Ральфа с запахом только что испеченного хлеба. В машине не было сиденья для пассажира, поэтому Ральф ехал стоя, ухватившись одной рукой за ручку дверцы, а другой держась за корзину с бельем.

— Послушай, все-таки там произошло что-то странное, — произнес Триггер, поглядывая в зеркало заднего обзора.

— Да я и половины не видел, — пожал плечами Ральф.

— Одного из них я знаю. Дипно. У него хорошенькая жена. Мне он всегда казался приятным человеком.

— Сегодня он сам на себя не похож, — покачал головой Ральф.

— Ему что, оса под хвост попала?

— Целый рой.

Триггер засмеялся, хлопая ладонью по вытертому черному пластику руля. — Целый рой! Отлично сказано! Надо запомнить! — Триггер вытер слезящиеся от смеха глаза носовым платком размером со скатерть. — Мне показалось, что этот мистер Дипно выехал из служебных ворот.

— Так оно и было.

— Для этого нужен пропуск, — заметил Триггер. — Как ты думаешь, откуда у него пропуск?

Ральф, нахмурившись, поразмышлял, затем покачал головой:

— Не знаю. Мне и в голову это не пришло. Надо будет спросить у него, когда увидимся.

— Обязательно, — кивнул головой Триггер. — И поинтересуйся, как там поживают его осы. — Это вызвало у него новый взрыв смеха, что, в свою очередь, повлекло за собой появление гигантского платка.

Когда они въехали на Гаррис-авеню, гроза наконец-то разразилась.

Града не было, но дождь превратился в летний ливень такой силы, что Триггеру пришлось снизить скорость до черепашьего шага.

— Ух ты! — уважительно воскликнул он. — Похоже на ливень 1985 года, когда улицы половины города превратились в каналы. Помнишь, Ральф?

— Да, — ответил Ральф. — Надеюсь, подобное не повторится.

— Не должно, — согласился Триггер, с улыбкой вглядываясь в дорогу через залитое дождем стекло. — Они отремонтировали дренажную систему.

Красота!

От холодного дождя и тепла в кабине нижняя часть лобового стекла запотела. Машинально Ральф нарисовал пальцем на запотевшем стекле следующее:

<изображение двух иероглифов> — Что это? — поинтересовался Триггер.

— Я и сам точно не знаю. Похоже на китайские иероглифы, да?

Почти такие же вышиты на шарфе Эда Дипно.

— Они мне что-то напоминают, — снова взглянув на рисунок, произнес Триггер. Затем хмыкнул, щелкнув пальцами. — Послушай-ка: по-китайски я могу сказать только одно: му-чу-чан-пэн!

Ральф улыбнулся, но вряд ли ему хотелось смеяться. И причиной тому была Кэролайн. Происшедшее отвлекло его, но теперь он уже не мог не думать о жене — его воображение рисовало распахнувшиеся окна, развевающиеся шторы, похожие на руки призраков, дождевые лужи в комнатах.

— Ты по-прежнему живешь в двухэтажном доме напротив «Красного яблока»?

— Да.

Триггер подъехал к тротуару, из-под колес грузовика вырвались два огромных веера воды. Дождь лил как из ведра. В небе вспыхивали молнии, громыхал гром.

— Не переждать ли тебе немножко здесь со мной? — предложил Триггер. — Думаю, минуты через две ливень кончится.

— Да нет, не стоит. — Вряд ли Ральфа можно было удержать в машине хоть на секунду дольше, даже наручниками. — Спасибо, Триг!

— Вот это льет! Возьми хоть кусок пленки — прикроешь им голову!

— Да нет, не стоит, спасибо. Я просто… Ральф не смог закончить фразу, его состояние было близко к панике. Он открыл дверцу грузовика и выпрыгнул, по щиколотки погружаясь в холодную воду. Не оглядываясь, Ральф помахал на прощание Триггеру и поспешил к дому, который он и Кэролайн делили с Биллом Мак-Говерном, на ходу нащупывая в кармане ключи от входной двери. Добежав до крыльца, он понял, что ключи ему не нужны — дверь оказалась распахнутой. Билл, проживавший на первом этаже, часто забывал запереть ее, и, решил Ральф, лучше уж считать, что это Билл оставил дверь открытой, чем представить, как Кэролайн вышла на улицу в поисках его и попала под дождь. О возможности подобного страшно было даже подумать.

Ральф поспешил в сумрачный коридор первого этажа, зажмурившись от оглушительного раската грома, и кинулся к лестнице. Там он мгновение помедлил, ухватившись рукой за перила и слушая, как вода стекает с его промокших брюк и рубашки на деревянный пол. Затем стал подниматься ему хотелось взбежать наверх, но силы его были истощены долгой ходьбой. Сердце бешено колотилось в груди, промокшие туфли висели на ногах пудовыми гирями, и почему-то перед глазами встала картина того, как Эд Дипно вертел головой, выйдя из своего «датсуна», — напряженные, яростные рывки, делавшие парня похожим на задиристого петуха перед боем.

Как всегда громко скрипнула третья ступенька, и сразу же наверху раздались торопливые шаги. Но они не вызвали облегчения, потому что не принадлежали Кэролайн, он сразу понял это, а когда Билл Мак-Говерн с бледным, озабоченным лицом и в своей неизменной панаме склонился над перилами, Ральф даже не удивился. Разве не чувствовал он всю обратную дорогу, что что-то случилось? Чувствовал. Но в данных обстоятельствах вряд ли это можно было назвать предчувствием. Он пришел к открытию, что, когда события достигают определенной степени напряженности, их уже невозможно ни исправить, ни изменить. Ральфу казалось, что в той или иной степени он всегда знал об этом. Единственное, о чем он никогда не догадывался, то, насколько длинна может быть эта черная полоса.

— Ральф! — крикнул Билл. — Слава Богу! У Кэролайн… Думаю, что-то вроде апоплексического удара. Я только что вызвал «скорую помощь».

Ральф понял, что в конце концов он может пробежать оставшиеся ступени лестницы.

4

Кэролайн лежала в дверном проеме кухни, разметавшиеся волосы прикрывали лицо. Ральф подумал, что в этом есть что-то особенно ужасное; она выглядела так неряшливо, а уж неряшливой Кэролайн никогда не хотела быть. Опустившись на колени, Ральф убрал волосы с ее лба и глаз. Кожа Кэролайн под его пальцами была столь же холодной, как и его промокшие туфли.

— Я хотел перенести ее на диван, но для меня она очень тяжелая, — пояснил Билл, нервно теребя смятую панаму. — Моя спина, ты же знаешь…

— Я знаю, Билл, все нормально, — успокоил его Ральф.

Просунув руку под спину Кэролайн, он поднял жену. Ему она вовсе не казалась тяжелой, наоборот — легкой, почти такой же легкой, как созревший одуванчик, готовый в любой момент отдать свое семя ветру.

— Хорошо, что ты оказался рядом.

— Я как раз собирался уходить, — рассказывал Билл, идя вслед за Ральфом в гостиную и по-прежнему теребя панаму. Это заставило Ральфа вспомнить о старике Дорренсе Марстелларе с его книжкой стихов. «На твоем месте я не стал бы больше прикасаться к нему, Ральф, — сказал старик Дорренс. — Я и так уже не вижу твоих рук».

— Я выходил, когда услышал грохот… Должно быть, это она упала… — Билл оглядел темную от грозы гостиную, лицо его было одновременно безумным и каким-то алчным, глаза, казалось, искали то, чего здесь не было. Затем его взгляд прояснился. — Дверь? — воскликнул он. — Клянусь, она до сих пор открыта. Дождь проникнет внутрь! Я сейчас вернусь, Ральф.

Он поспешил к выходу. Ральф вряд ли заметил это; день приобрел сюрреалистические аспекты ночного кошмара. Постукивание усилилось. Он слышал этот звук отовсюду, даже гром не мог заглушить его.