Многие из его размышлений Луиза поняла по ауре Ральфа — он осознал это по ее полю, когда женщина прикоснулась к его руке.

— Что это значит, Ральф? Ты убьешь его, если он станет на твоем пути?

Ральф, подумав, кивнул:

— Именно так.

Луиза после некоторого раздумья тоже кивнула.

— Ральф?

Он посмотрел на нее и поднял брови.

— Если так надо, можешь рассчитывать на мою коман… Ральфа тронули слова Луизы… И он попытался скрыть от нее другие мысли: единственной причиной, по которой Луиза по-прежнему находилась рядом с ним, является то, что ему пока еще удается оберегать ее. Эта мысль натолкнула его на воспоминания о бриллиантовых серьгах, но Ральф отбросил их, не желая, чтобы она увидела — или хотя бы заподозрила что-нибудь по его ауре.

А в это время мысли Луизы потекли в абсолютно ином, более безопасном направлении.

— Даже если нам войти и выйти, не встречаясь с ним, Атропос все равно поймет, что здесь кто-то побывал. Возможно, он даже будет знать, кто именно.

Отрицать этого Ральф не мог; у них не было иного выбора, хотя бы временно. Им остается только делать свое дело, продвигаясь вперед шаг за шагом, и надеяться, что, когда завтра утром встанет солнце, они увидят его. «Хотя будь у меня выбор, я предпочел бы сон», — подумал Ральф, и тоскливая мимолетная улыбка тронула его губы. —Господи, кажется, я не спал целую вечность". С этой мысли ум его даже сделал прыжок к любимой поговорке Кэролайн о том, как тернист и долог обратный путь в Эдем. В данный момент Ральф считал, что Эдемом может быть лишь безмятежный, беспробудный сон до обеда… Даже немного позже.

Ральф взял Луизу за руку, и они вновь пошли по следам Атропоса.

Футах в сорока восточнее ограждения, отмечающего границы летного поля, ржавая колея заканчивалась. Следы Атропоса, однако, вели дальше, хотя и недолго; Ральф был почти уверен, что видит место, где оканчиваются следы, и образ их самих, превращенных в спицы огромного колеса. Если он не ошибается, то логово Атропоса должно находиться неподалеку от того места, где Эд Дипно врезался в пикап Толстяка, перевозившего бочонки с удобрением.

Поднявшийся ветер доносил тошнотворный запах гнили и голос Чепина, разглагольствующего на свою любимую тему:

— …а что я всегда говорил! Шахматы — как жизнь… Ветер утих. Напрягая слух, Ральф мог слышать голос Фэя, но слов не разобрал. Да это и неважно: он так часто слышал эту проповедь, что знал ее наизусть.

— Ральф, какой противный запах. Это несет от него, правильно? Ральф кивнул, хотя вряд ли Луиза это заметила. Женщина, крепко держа его за руку, смотрела широко открытыми глазами вперед. След, начинавшийся у дверей Общественного центра Дерри, оканчивался под пьяно накренившимся дубом футах в двухстах от них. Причина смерти дерева, а не только его искореженного вида была очевидной: бок древнего реликта был очищен наподобие банана ударом молнии. Трещины, зазубрины, выпуклости серой коры образовывали странные сочетания искаженных в молчаливом крике лиц, а само дерево раскинуло сухие ветви в виде мрачных идеограмм… Напоминавших по крайней мере, Ральфу — японские иероглифы, обозначавшие одно камикадзе.

Молнии, ударившей в дуб, не удалось свалить дерево, хотя она постаралась вовсю. Мощная корневая система с одной стороны была вырвана из почвы.

Корни, вырвавшись наружу, поднимали цепи ограждения в форме купола, впервые за многие годы напомнив Ральфу о его детском знакомстве с Чарльзом Энгстромом.

«Не надо играть с Чаки, — говорила ему мать. — Он плохой мальчик».

Ральф не знал, плохой Чаки или нет, но вот крепким орешком он был без сомнения. Чарли Энгстром прятался за деревом с длинным прутиком в руке, который он называл Волшебным Жезлом. Когда мимо проходила женщина в пышной юбке, Чаки крался за ней на цыпочках, поддевал сзади Волшебным Жезлом юбку и задирал ее. Частенько ему даже удавалось разглядеть цвет нижнего дамского белья, пока женщина не начинала понимать, что происходит, и поднимала крик, угрожая рассказать все матери. Цепи ограждения, поднятые вверх корнями дуба, напомнили Ральфу юбки, которые Чаки задирал своим Волшебным Жезлом. — Ральф?

Он посмотрел на Луизу.

— А кто такой Чарли Ян <Здесь игра слов, основанная на сходном произношении: Peekie Want — Волшебный Жезл и Piggy Juan — Поросенок Ян.>? И почему ты сейчас о нем думаешь?

Ральф расхохотался: — Ты увидела это в моей ауре?

— Может быть. Теперь я ни в чем не уверена наверняка. А кто он такой?

— Расскажу как-нибудь в другой раз. Идем.

Взяв женщину за руку, Ральф повел ее к дубу, под которым заканчивались следы Атропоса, к усиливающемуся дурману разложения, являвшемуся визитной карточкой карлика.

Глава двадцать пятая

Стоя под дубом, они рассматривали землю. Луиза напряженно покусывала нижнюю губу.

— Нам действительно необходимо спуститься вниз, Ральф?

— Да.

— Но зачем? Что мы должны сделать? Забрать то, что он украл?

Убить его? Что именно?

Ральф не знал… Но был уверен, что поймет, они оба поймут, когда придет время.

— Думаю, сейчас нам лучше не рассуждать, а действовать, Луиза.

Молния действовала, словно мощная и жестокая рука, опрокинув дерево и образовав огромный провал у корней с западной стороны. Для мужчины или женщины уровня Шот-таймеров эта яма показалась бы тесным и, возможно, пугающим провалом с обсыпающимися краями и переплетенными, торчащими в разные стороны корнями, похожими на змей, но Ральф и Луиза не увидели в ней ничего необычного.

«Ребенок с развитым воображением мог бы увидеть побольше, — подумал Ральф. — Это темное углубление навело бы его на мысль о пиратских сокровищах… Кладах… Пещерах троллей».

Но Ральф сомневался, что даже шот-таймеровский ребенок с богатым воображением заметил бы смутное красноватое свечение, исходящее из земли, или понял, что спутанные корни на самом деле являются ступенями, ведущими в неизвестное (и, несомненно, неприятное) место.

«Нет… Даже ребенок-фантазер не увидит этого… Хотя, может быть, и почувствует».

Правильно. А почувствовав, если есть хоть пара извилин в голове, он (или она) развернется и помчится прочь, словно за ним гонятся все демоны ада. Так поступили бы Ральф и Луиза, имей они возможность руководствоваться здравым смыслом. Но расческа Джо Уайзера, бриллиантовые серьги Луизы, да и потеря собственного места в Предопределении не позволяли Ральфу уйти. И конечно же, Элен (возможно, и Натали) и две тысячи человек, которые соберутся в Общественном центре сегодня вечером. Луиза права. От них ждали какого-то действия, и если они сдадутся сейчас, то готовую булочку уже никогда не испечь заново.

«Это и есть веревки, — подумал он. — Те канаты и те силы, при помощи которых нас и используют в качестве винтиков огромного механизма».

Теперь он смотрел на Клото и Лахесиса через мощные линзы ненависти, и окажись они случайно здесь, обязательно напряженно переглянулись бы и отступили на пару шагов назад.

«И они были бы абсолютно правы, — подумал Ральф. — Абсолютно».

— Ральф? Что случилось? Почему ты так разгневался?

Поднеся руку Луизы к губам, он поцеловал ее.

— Ничего. Идем. Пойдем скорее, пока мы окончательно не утратили волю.

Луиза внимательно посмотрела на него и кивнула. А когда Ральф, сев, опустил ноги в разверзнутую, испещренную корнями пасть ямы, она была рядом с ним.

На спине Ральф соскользнул под дерево, прикрывая рукой лицо, чтобы земля не запорошила глаза. Он пытался не дергаться, когда корни царапали щеки или впивались в спину Из ямы несло отвратительным, тошнотворным запахом обезьянника. Скользя вниз, Ральф пытался уговорить себя, что можно привыкнуть к вони, но это плохо удавалось. Он оперся на правую руку, чувствуя, как мелкие корешки впиваются в голову и щекочут щеку, и отпустил остатки завтрака на свободу. Он слышал, как то же самое слева от него произошло и с Луизой.