Выглядел баллончик не опаснее бесплатных образцов крема для бритья, иногда получаемых им по почте.

— Нет, — ответила Гретхен, снова взглянув на часы. Элен заметила этот жест и встала, держа спящего ребенка на руках. — У майора есть лицензия на ношение оружия.

— Откуда вам известны такие подробности? — поинтересовался Ральф.

— Мы проверили списки в муниципалитете, — ответила Гретхен и усмехнулась. — Разрешение на ношение оружия обязательно фиксируется.

— Вот как. — Внезапно ему пришла в голову мысль: — А как же Эд? Его вы проверили? У него есть разрешение?

— Нет. — Гретхен покачала головой. — Но люди, подобные Эду, обычно не обращаются за разрешением, когда они доходят до определенной точки… И вам это хорошо известно.

— Да, — ответил Ральф, также вставая. — А как же ваши парни? За ними вы следите?

— Конечно.

Ральф кивнул, но полной удовлетворенности не почувствовал. В голосе Гретхен сквозили слегка покровительственные нотки, как будто он задал глупый вопрос. Но вопрос не был глупым, и если она не сознавала это, она и ее друзья могли попасть в беду. В большую беду.

— Надеюсь, что так, — произнес он. — Можно мне снести Натали вниз, Элен?

— Лучше не надо — ты ее разбудишь. — Голос Элен звучал серьезно.

— Обещай мне носить баллончик с собой, Ральф. Я не вынесу, если ты пострадаешь из-за того, что пытался помочь мне, а у Эда зашел ум за разум. — Я об этом подумаю. Хорошо?

— Ладно. — Элен внимательно посмотрела на Ральфа. — Ты выглядишь намного лучше, чем во время нашей последней встречи. Ты снова хорошо спишь?

Ральф усмехнулся:

— Честно говоря, со сном у меня по-прежнему проблемы, но я, должно быть, действительно чувствую себя лучше, потому что ты не первая говоришь мне об этом.

Элен, привстав на цыпочки, поцеловала его в уголок рта.

— Мы будем видеться, правда? Вернее, мы будем продолжать видеться.

— С моей стороны никаких возражений, милая, если только ты не против. Элен улыбнулась:

— Можешь рассчитывать на это, Ральф, — ты самый лучший из Центурионов-мужчин, которых я знаю.

Втроем они так громко рассмеялись, что разбудили Натали, которая уставилась на них сонными удивленными глазками.

Проводив женщин («Я ЗА ВЫБОР, И Я ГОЛОСУЮ» — утверждала надпись на заднем бампере машины Гретхен Тиллбери), Ральф снова медленно поднялся на второй этаж. Усталость пудовыми гирями висела на его ногах. Войдя в кухню, он первым делом взглянул на цветы, пытаясь увидеть тот странно великолепный зеленый туман, поднимающийся от стеблей. Ничего. Он взял аэрозоль и стал рассматривать картинку. Женщина, героически сопротивляющаяся нападающему, и плотный мужчина в маске и широкополой шляпе. Никаких тонов и полутонов, все ясно и понятно.

Ральф подумал, что безумие Эда заразно. По всему Дерри женщины — и Гретхен Тиллбери, и его милая Элен в их числе — ходили с такими вот баллончиками в сумочках, и эти жестянки на самом деле кричали одно: «Я боюсь. В Дерри прибыли плохие мужчины, в масках и широкополых шляпах, и я боюсь».

Ральф не хотел в этом участвовать. Привстав на цыпочки, он положил газовый баллончик на кухонный шкаф, затем облачился в старую кожаную куртку. Он отправится на площадку для пикников в надежде сыграть в шахматы.

Или в карты.

Уже на пороге кухни он посмотрел на цветы, пытаясь заставить появиться тот зеленый туман. Однако ничего не произошло.

«Но он был здесь. И ты его видел; и Натали тоже».

Но видела ли она на самом деле? Малыши всегда на что-нибудь смотрят.

Их все удивляет, поэтому есть ли основания для уверенности?

— Я просто уверен, — сообщил Ральф пустому дому. Правильно.

Зеленый туман был здесь, и все ауры были здесь, и…

— И они по-прежнему здесь, — закончил Ральф, не зная, радоваться ли ему твердой уверенности, прозвучавшей в его голосе, или печалиться.

«А почему бы тебе пока не оставить все как есть, любимый?»

Мысль его, голос Кэролайн, отличный совет.

Ральф закрыл дверь и отправился к Старым Клячам Дерри.

Глава седьмая

Когда второго октября Ральф подходил к своему дому с парой вестернов Элмера Келтона в руках, на крыльце он увидел посетителя, тоже с книгой.

Тот, однако, не читал; он мечтательно смотрел, как неугомонный теплый ветер собирает урожай оранжево-золотых листьев с дубов и трех еще не облетевших тополей на противоположной стороне Гаррис-авеню.

Ральф подошел ближе. Тонкие седые волосы мужчины, сидящего на крыльце, ерошил ветерок, верхняя часть туловища плавно переходила в живот и бедра.

Его узкая фигура с тощей шеей, впалой грудью и длинными, тонкими ногами, обтянутыми старыми зелеными фланелевыми брюками, походила на цилиндр. Даже на расстоянии ста пятидесяти ярдов не оставалось ни малейшего сомнения, кто этот посетитель: конечно, Дорренс Марстеллар.

Вздохнув, Ральф Робертс прошел оставшееся расстояние. Дорренс, словно загипнотизированный видом ярких, срываемых ветром листьев, и бровью не повел, пока на него не упала тень Ральфа. Тотчас старик обернулся, склонив седую голову набок, и улыбнулся своей милой, странно волнующей улыбкой. Фэй Чепин, Дон Визи и некоторые другие старожилы с площадки для пикников (перебирающиеся в биллиардную на Джексон-стрит с наступлением холодов), считали эту улыбку еще одним подтверждением того, что старина Дор, несмотря на неизменную книжку стихов в руках, совсем выжил из ума. Дон Визи завел обыкновение называть Дорренса Вождем Тупоголовых, а Фэй как-то поведал Ральфу, что он, Фэй, не будет удивлен, если старина Дор прожил уже два раза по девяносто. "Люди, у которых не хватает мебели на верхнем этаже, всегда живут дольше других, — пояснил он. — Им ведь не о чем беспокоиться.

Поэтому у них и давление нормальное, и с сердцем все в порядке".

Ральф, однако, сомневался в справедливости подобного высказывания. По его мнению, добродушная улыбка вовсе не делала старика похожим на умалишенного; она придавала ему какой-то неземной и в то же время всезнающий вид… Этакого провинциального Мерлина <Мерлин — волшебник из кельтского эпоса о Короле Артуре.>. Но, несмотря на все сказанное, в этот день Ральф вполне мог бы обойтись без визита старика. Сегодня утром он установил новый рекорд, проснувшись в 1:58, и чувствовал себя совершенно разбитым. Он желал только одного: сесть в свое кресло и, прихлебывая кофе, попытаться углубиться в один из вестернов, приобретенных им в центре.

Позже, возможно, попытаться вздремнуть.

— Привет, — произнес Дорренс. Книга, которую он держал, называлась «Кладбищенские ночи», написал ее Стивен Добинс.

— Привет, Дор, — откликнулся Ральф. — Интересная книга?

Дорренс взглянул на книгу так, будто вообще забыл о ней, затем, улыбнувшись, кивнул:

— Да, очень. Он пишет стихи, напоминающие рассказы. Мне это не всегда нравится, но читать занимательно.

— Отлично. Слушай, Дор, я очень рад тебя видеть, но прогулка совсем меня измотала, так что, может, нам лучше встретиться в другой…

— О, ничего, ничего, — поднимаясь, произнес Дор. От него исходил слабый аромат корицы, всегда ассоциировавшийся в сознании Ральфа с египетскими мумиями, которых он видел в музее. На лице старика морщин почти не было, кроме гусиных лапок в уголках глаз, но его возраст не вызывал ни малейшего сомнения (и несколько пугал): голубые глаза выцвели, приобретя водянисто-серый оттенок апрельского неба, а чистая кожа словно просвечивала, что напомнило Ральфу тонкую кожу Натали. Губы его, почти фиолетового оттенка, никогда не смыкались. Когда Дор говорил, они издавали негромкий чмокающий звук. — Все нормально, я пришел к тебе не с визитом, а передать послание.

— Какое послание? От кого?

— Я не знаю, от кого, — ответил Дор, окинув Ральфа красноречивым взглядом, говорящим, что Ральф либо притворяется, либо валяет дурака. — Я не вмешиваюсь в дела Лонг-таймеров. То же самое я советовал и тебе, разве ты не помнишь?